2024-8-8 09:29 |
или Правдивая, но неправдоподобная история одной любви В Год семьи хочу поделиться с читателями историей любви моих родственников. Возможно, кому-то она покажется неправдоподобной, но все в ней — чистая правда.
Дядя Гена, родной брат отца, женился на первой красавице Гаврилово-Посада. Звали ее Екатерина. Родилась она в небольшом поселке близ Рязани. Во время войны с матерью, братом и старшей сестрой перебрались в Ивановскую область, да так здесь и осели.
Работала Катя продавцом в самом большом магазине Гаврилова-Посада «Комсомольском». Дядя Гена однажды зашел в этот самый магазин, подошел к прилавку бакалейного отдела и замер… Продавец, молодая красивая девушка, спросила: «Что Вас интересует?». Гена еще несколько секунд стоял молча и любовался красавицей, потом очнулся и произнес: «Ты меня интересуешь, милая девушка, и больше ничего. Я забыл, за чем пришел. Как зовут тебя, красавица?». «Вам, гражданин, это не обязательно знать, не задерживайте очередь», - ответила продавщица и переключила свое внимание на другого покупателя.
Дядя Гена, потеснив очередь, произнес: «Гордая красавица, ты будешь моей женой. Сегодня вечером после работы встречу тебя и провожу до дома. До свидания… до первого свидания». «Без провожатых обходилась», - отрезала Екатерина. Так познакомились дядя Гена и тетя Катя…
Катя, как все красивые женщины, была капризна и своенравна. Геннадию многое пришлось вытерпеть, прежде чем она согласилась стать его женой. Она наслаждалась властью над любящим ее мужчиной. Гена был видным молодым человеком, высокий, статный, с правильными чертами лица и черными, как смоль, вьющимися волосами. Ну прямо киногерой наших старых советских фильмов. Кто-то говорил, что похож он на Василия Ивановича Чапаева из известного фильма, кто-то подмечал черты Юматова. Конечно, не интеллигент, из крестьянской семьи и с рабочей профессией, но был он нежен и внимателен. Ну как в такого не влюбиться? Катя полюбила его. И все же более года не давала согласия стать его женой.
Однажды Гена задержался на работе, нужно было в срочном порядке ликвидировать какую-то производственную брешь. И в назначенное время не явился на свидание. Катя была возмущена и непреклонна, не хотела слушать никаких объяснений. Уязвленное женское самолюбие, что может быть страшнее этого? В это время Геннадия с бригадой плотников направляют в Иваново завершить реконструкцию производственных площадей ткацкой фабрики. Трудовая дисциплина в послевоенное время была жесткой. Страна вставала из руин, и воля партии, руководящая и направляющая, в то время играла исключительную роль. И было, конечно, не до сантиментов, не до личных человеческих отношений и судеб. В то время это понимали все…
Но отношения этих двух любящих друг друга молодых людей были на грани. Катя не находила себе места, не спала по ночам, прислушиваясь к каждому шороху за окном, ждала его. Корила себя за своенравность и излишние капризы. «Где он? Что с ним? С кем он?» - эти вопросы ее изводили, не давали покоя ни днем, ни ночью. «Почему я не выслушала его объяснений? Глупая, эгоистка бессердечная… И он страдает от моей гордыни…».
Но однажды вечером в бакалейный отдел пришел долгожданный покупатель и попросил взвесить леденцов. Катерина отпустила товар и сухо спросила: «Еще что-то Вас интересует?». «Ты же знаешь, Катя, меня интересуешь только ты. Еще раз спрашиваю, согласна выйти за меня замуж?» - напрямую спросил Гена. От сухости в голосе девушки не осталось и следа, откуда-то опять появились нотки кокетства: «Да, может, и согласна, но при одном условии…». Он не дал ей договорить и выпалил: «Согласен на любые условия!».
Вот такой рассказ услышал я от тети Кати о знакомстве и перипетиях взаимной любви в день похорон дяди Гены на поминальном обеде.
Она рассказывала о совместной жизни с дядей Геной без слез, она была сильной женщиной. Лишь иногда прерывала свой рассказ минутой молчания. Мы, оставшиеся несколько самых близких их семье человек, слушали ее молча, не прерывая вопросами. Чувствовали, что ей надо выговориться и унять боль, тоску, горе.
«Он, - продолжала она, - был самым лучшим мужем, внимательным, чутким, заботливым. Взял на себя все заботы о саде и огороде, не подпускал меня к земле: копал, сажал, полол, поливал, и делал это с большой любовью. И этот новый кирпичный дом, в котором мы теперь живем, тоже строил он…».
Я был самым молодым из родственников, не утерпел и задал мучивший меня вопрос: «Тетя Катя, извини, но когда закончили дело с оформлением могилки, работники кладбища установили табличку: «Носов Ион Васильевич». Вам, кончено, не до этого было в те минуты. Но кто-то же должен был заметить и исправить ошибку? Как они написали чужое имя, эти не совсем трезвые мужики? Он же дядя Гена, Геннадий Васильевич!».
«Нет, Саша, все правильно было… - потупила взор тетя Катя. - Ведь это я его двадцать восемь лет назад «перекрестила». Его зовут Ион… Мне, глупой девчонке, это имя, данное ему от рождения, не нравилось. И когда он мне сделал предложение, я поставила условие: «Выйду за тебя замуж, но с сегодняшнего дня все будут называть тебя Гена, Геннадий Васильевич!». Он от таких слов в прямом смысле остолбенел. Стоял молча несколько минут, а потом тихо произнес: «Ты Рада из рассказа Горького, а я не Лойко, ты Оксана из хутора близ Диканьки, а я не кузнец Вакула. Ему, наверное, было проще принести черевички царицы России, чем мне сейчас». А я, глупая эгоистка, была непреклонна, хотя и боялась: вот сейчас развернется и уйдет навсегда любимый мой человек. И уже была готова отказаться и извиниться за сумасбродство, но он первый нарушил молчание и произнес: «Мужик дал слово, пусть будет так». Я бросилась к нему, обняла, стала целовать: «Не надо, ничего не надо, я без всяких условий согласна, я же люблю тебя». «Катя, пусть будет так: с сей минуты я Гена, Геннадий Васильевич и для тебя, и для всех остальных».
Уже дома я спросил отца: «Папа, неужели все так и было, о чем нам рассказала Екатерина Андреевна? И как же имя Геннадий прижилось? Ведь не просто все это?». «Где-то с год он кулаками приучал «непонятливых», - вздохнул отец, - других вежливо и настойчиво просил называть его Геной, не объясняя причин этого странного желания. Словом, огнем и мечом насаждал эти «знания» всем, приучил даже нас с братом Иваном и сестрой Агнеей. Только вот матери не мог сказать ничего, она до самой смерти называла его Ионом. И он понимал, что другого имени для сына у матери не существует…Эх, Гена, Гена, рано ты ушел от нас. Война, проклятая война сказалась в его судьбе через 30 лет. Эх, брат Ион. Эх, братишка…».
Подробнее читайте на sizvestiya.ru ...
